Григорьев Владимир - Свои Дороги К Солнцу
Владимир Григорьев
Свои дороги к Солнцу
Профессор, отстукивая каблуками, сбежал по трапу на взлетную полосу и
шагнул вслед за рулоном. Ковер неслышно бросился прочь. Бросился, но тут
же притормозил, приноравливаясь к скорости, доступной для человека,
отвыкшего от своего истинного, заданного земным притяжением веса.
- Направо, налево, вперед, - диктовал кто-то невидимый с диспетчерского
пункта, и профессор с удовольствием подчинялся, легко скользя в
разверзающейся перед рулоном толпе.
Приятно быть весомым! Приятно подчиняться! Полтора года он командовал
всеми сразу, грустя о времени, когда можно было командовать лишь самим
собой. Ах, приятно командовать только самим собой! Вот все встречают его
здесь, на Земле. Он вернулся. Все хотят, чтобы он заговорил,
зажестикулировал. А у него комок в горле, как вата. Что сказать? Какую
речь? Не расскажешь об этом и не напишешь...
(Видели бы они его лицо тогда. Когда щит гравитонов вздрогнул и
прогнулся. И осколки брызнули, завихрились на силовых линиях. Хорошо, что
не видели!)
Народ встречал профессора глубочайшим молчанием.
- Никаких эмоций! - приказал медицинский консилиум. - Нервы профессора
на пределе!
Никто из них, врачей, не знал наверняка, на пределе или как. Последнее
время психоиндикатор слал совсем непонятные графики его состояния. Кривые
выписывали лепестки, бутоны, соцветия, а то выходили на идеальное плато,
парили над осями, как птицы над степью. Врачи путались в графиках,
дискутировали. Но каждый ставил себя на его место и говорил: "На пределе!"
Да, за полтора года кабинетной работы он привык к абсолютной, вакуумной
тишине. Отзвуки земной суеты не проникали в глубины герметично закрытого
кабинета, подвешенного в космосе где-то меж Землей и Луною. Оттуда он и
руководил всей этой прекрасной, захватывающей и, что греха таить,
настолько интеллигентной операцией, что всего несколько интеллигентов
Земли решились поднять руку, отвечая на вопрос: "Кто же?.."
"Берегут, что ли, мои барабанные перепонки? - размышлял профессор,
тревожно вглядываясь в молчащие толпы. - Почему молчат?"
Конечно, распоряжение бдительных охранников здоровья было излишним.
Никакое тысячеустое, стадионное "ура" не могло сейчас перекрыть радостной
бури, валами идущей в груди профессора.
Большой Сводный Цветомузыкальный в десятую часть силы мурлыкал попурри
из протонных маршей. Профессор махнул рукой: "Громче!" Дирижеры испуганно
оглянулись на музыкантов.
- Еще громче! - профессор решительно рубанул ладонью по воздуху.
Одна из рубиновых труб, рискуя, звякнула, распустив потоки лазерных
разноцветных лучей, самоходные барабаны на воздушных подушках грохнули, и
народ пришел в движение.
- У-у-р-ра! - трибунно покатилось над обнаженными в почтенье, головами.
Профессора вознесли на руки, а ковер покатил в обратную сторону.
Да, провожали его не так. Затемненный стартодром, дюжина испытанных
сотрудников, молчаливые президенты академий. Приглушенные звуки команд.
"Блок питания..." - "Готов!" - "Датчик критических масс..." - "Готов!" Он
отклеил карман, сунул туда магнитофон, снова заклеил.
"У любви, как у пташки, крылья!" - зудело в кармане.
В общем-то тогда, перед стартом, план операции прочно гнездился в
голове профессора. Силовое поле помощнее, в его полюсах гравитаторы для
искривления пространства, ну и так далее. И он, пожалуй, был спокойней
других, не знавших этого плана и не имевших своего. Он уже понял кое-что,
успел сопоставить, сравнить. Но сказать об этом вслух пока н
